Валсамакі В.Д.
Художник, письменник,
член Міжрегіонального Союзу письменників України,
голова Нікопольського товариства греків
м. Нікополь, Україна

Біографія

Взгляд

(Избранное)

 АВТОБИОГРАФИЯ

Первый вздох, и с криком звонким

На свободу вышел. Рад.
В чем-то жёлтеньком пеленки.
На штанишках пять заплат.
Школа, шкода, порки, двойки.

Завуч – сущий супостат.

Исключили. Зря. Я стойкий –

Строй пятерок в аттестат.
Дальний путь. Гранит науки.
Гор вершины. Альпеншток.
Очень творческие муки.
Значит, значу кое-что.
Снова, черти, исключили –

Оскорбил Политбюро.
В лагерях не «замочили».
Буду помнить за «добро».

Восстановлен. Холст и краски.

Институт. Второй диплом.

Худсоветовские встряски –

То удача, то «облом».
Свадьба, дети, снова школа.
Я – директор. Дело – совесть.

Выставкомы и уколы.
Уезжаю. С дрянью ссорюсь.

Дерибасовские встречи.

Диссидент. В квартире шмон.

Но на выставках замечен,

Награжден и ободрён.

Поседел и стал добрее.
Внуки скрасили судьбу.
Очень рад, что юбилеи

Я встречаю не в гробу.

12 июля 2008 г.

О КНИГЕ «ВЗГЛЯД»

Книга «Взгляд» – первая в творческой судьбе художника и поэта Виталия Валсамаки. Она могла бы появиться на свет на несколько лет раньше, но в том-то и дело, что автор довольно строго относится к поэзии и себя самого пока еще не осмеливается называть поэтом. В его понимании Поэт – не профессия, а высочайшее звание.

Я давно знаком с этим интересным человеком, часто бывал в его мастерской, часами вёл беседы о литературе, искусстве, читал его свежие стихи – и всегда такие встречи меня радовали, наполняли светом жизни. Когда окунаешься в мир настоящей поэзии, становишься как бы собеседником поэта, каждое стихотворение – это картина, которая утверждает красоту природы, заставляет философски осмысливать назначение отдельной личности в этой жизни.

Книга «Взгляд» цельна по содержанию, через неё проходит одна мысль, лучом света преломляющаяся и дробящаяся на отдельные явления, с которыми автор связывает и себя, человека вполне земного, святого и грешного:

Я всех людей единокровный,

Ветхозаветный общий брат

И, как Адам, я, безусловно,

Грехами прошлого богат.

Аристотель в «Поэтике» писал: «Всего важнее быть искусным в метафорах. Это нельзя перенять от другого. Это признак таланта. Слагать хорошие метафоры – значит подмечать сходство (в природе)».

У Виталия Валсамаки солнечное восприятие мира. Он пишет: «А здесь Творца улыбку с вершины разглядел». Что стоит, например: «я иду не просто к лесу – в филармонию иду». Его язык богат, живописен и сочен, образы рисуются выпукло, даже зримо. Очень ценю строки о величии труда поэта:

Мне рифмы плести нет охоты.
Дать мысли пространство хочу.
Кузнец я и потом работы
За каждую строчку плачу.

Всё удивительно просто сказано, но как много уместилось смысла в одной строфе! Ритмика стиха чеканна и строга, каждый звук, каждое слово имеют своё место. Ничего невозможно изменить. Однако цена совершенства довольно высока: проходят месяцы и даже годы, а в черновиках появляются всё новые и новые правки. Зная, что совершенству нет предела, поэт не влюбляется в свои стихотворения, а многие свои вещи безжалостно уничтожает, чтоб «не плодить уродов». По его словам, стихотворению, как вину доброй выдержки, необходимо отстояться, чтоб «муть осела на дно».

Очень хорошо в книге представлена «Молодая поэзия», по ней можно судить об уровне поэтического дарования юного стихотворца. Случилось так, что вскоре после разговора с Евгением Евтушенко в 1972 году, Виталий Валсамаки на двадцать семь лет расстался с поэзией. Нет, известный мастер ни единого дурного слова не сказал в адрес молодого поэта, ему даже понравилось стихотворение «Красит дождик осенний...», но при этом посоветовал искать свой голос и целиком посвятить себя литературному труду. Однако расстаться с изобразительным искусством, по мнению Виталия, – слишком великая дань, а оставаться дилетантом в литературе ему очень не хотелось. Прошло много лет, и стихи его вновь настигли, взяли в свой прекрасный плен. Видимо, в этой разлуке была и своя польза: талант вызрел, обогатился жизненным опытом и знанием законов искусства.

Но никакие знания не спасу, если в основе творчества нет интуиции. «Без интуиции нет таланта», – говорит Виталий Валсамаки. Потому он не любит «барахтаться» в мелкотемье, даже привычная пейзажная или любовная лирика под его пером обретает новизну, неожиданный поворот мысли. Следует отметить афористичность его поэзии: «Ефрейторства противно честолюбие, особенно в полковничьих погонах», «Мне человеком быть почётнее, чем обстоятельствам служить», «Потому мечты и не сбываются – нет в них неизбежности судьбы».

Любовная лирика поэта подкупает уже тем, что в ней отчётливо прослеживается святое, трепетное отношение к женщине: «Очи – синие лагуны. В них коралловое дно», «В твоей русалочьей косе пылал пожар берёз осенних». Вот так, и не меньше!
Высокая поэзия обладает неизменным свойством: она запоминается, её с удовольствием перечитываешь. О любви писали все, но еще никто не сказал последнего слова ни о счастье, ни о любви, ибо сделать это невозможно, однако каждый поэт старается раскрыть тему по-своему. У Виталия Валсамаки в стихотворении «Любовь» это понятие включает целый комплекс жизненных явлений, событий: зеленый шум берез, светлую печаль, плеск речной волны, трели птиц, тепло ладони, робость первых свиданий – всё то, что составляет неизменную вечную человеческую радость бытия, являющуюся, собственно, продолжением рода. Как утверждает поэт, образование художника профессиональная привычка высматривать в повседневности красоту окружающего мира очень обострила поэтическое зрение. Прекрасны в своей точности его лирические пейзажные зарисовки полей, лесов, гор, моря. В них есть близкое, родное – всё то, что называется Родиной. Ярким незатёртым словом, неожиданным речевым оборотом поэт незаметно, исподволь воспитывает в нас чувство любви к своей земле, заставляет относиться к природе, как к священному храму. У него нет холодной созерцательности. «Павильоном наслаждения мир становится земной» – само счастье дышит в каждом слове, чувствуется лучезарное восприятие действительности. Любители пейзажной лирики непременно найдут удивительные по красоте акварельные этюды. Минуты вдохновения, самозабвенного творчества – самое счастливое время, в них кристаллизируются тубою личные переживания. Сплав лирики и публицистики, философских раздумий и гражданской смелости вдумчивый читатель найдёт в этой книге. Правдивостью и достоверностью чувств, свежестью поэтических образов, точностью деталей, обобщенным взглядом на картину мира – вот чем отличается поэзия Виталия Валсамаки.

Пока живу, дышу пока,
Не зря выматываю жилы,
Чтоб честная моя строка

Потомкам вехою служила.

Гражданская лирика поэта убедительна тем, что в ней найдена правильная интонация, нравственная основа строгих слов. Мысль оголена, как живой нерв.

Я теперь стал зорче втрое

И держу в своем уме:
Встанет Сталин – буду строить

Коммунизм на Колыме!

Дымящейся болью обожжённой судьбы народа, к которой поэт чувствует и собственную сопричастность, он несет и свою долю вины.

За всех, за все готов виниться,
Но знаю истину одну,
Что Сахаров и Солженицын

Смягчают общую вину.

Виталий Валсамаки родился после войны, когда страна залечивала раны великих потрясений, выпавших на долю советского народа. Осенью 1947 года его мать вернулась с Колымы, отбыв несколько лет напрасной отсидки, а родовой дом в Крыму с лета 1944 года в результате депортации греков стал запретен. Государство украло родину.

Век двадцатый – век высокой моды

На тиранов. Ах, как их любили!
Мои предки знали дух свободы,
Пока корни им не подрубили.

У Виталия Валсамаки ещё очень много стихов не опубликовано. Хочется верить, что выйдут в свет новые книги и он докажет своё право называться Поэтом. Не ради славы или почета (его скромность общеизвестна) он трудится много лег, но ради настоящей поэзии, которая, надеюсь, надолго переживет автора. По собственному признанию поэта, его «уберегают от тщеславия Есенин, Пушкин и Цветаева». Страницы истинных гениев он принимает в качестве лекарства от «звездной болезни». Думаю, для тысяч читателей пришло время знакомства с этим честным и талантливым поэтом.

Глеб Григорьев

ЗАМЕТКИ О ПРИРОДЕ ПОЭЗИИ

Люблю хмелеть от избытка чувств, от крепкого градуса поэтического слова, от мощной энергетики оголенной нервной системы. Бывает поэзия благополучная, технически точно сработанная, но при чтении не возникает ощущения новизны – в ней нет творческой отваги. Все знакомо, все привычно и обычно... Она не пьянит. Возникает ощущение, что автор меня угощает безалкогольным пивом.

Поэта может понять лишь тот, кто чувствует запах и вкус речи.

Поэту нет дела до правды. Но именно в этом заключена истина поэзии, ее великая художественная правда.

Без таланта и образование бесплодно.

Если краткость сестра таланта, то короткое стихотворение должно быть столь же совершенным по форме и содержанию, как японская нэцкэ.

Большой художник всегда внутренне свободен, он никогда не опустится до лакейства.

Для меня в поэзии важна не условная размытость образов, а выпуклая предметность картины мира, написанная свежо и достоверно. Поэт должен быть наблюдателем живой действительности, изобретательным ее интерпретатором, но не холодным копиистом.

В поэзию нельзя нести ядовитую злобу, уныние, мрачную бытовуху – всё то, что темнит душу человека. Поэт призван очищать этот мир от пороков, раскрывать духовный смысл простой человеческой жизни.

«Литературным генералам» нужны денщики. А я хочу жить без мундира. Мундир «значительности» не к лицу Поэту.

Без ясного понимания законов композиции, без шорческой интуиции, проза ли, поэзия будет превращена в кувыркание на батуте, где ни одно движение не отточено, не доведено до совершенства. Из хаоса искусство построить невозможно.

В искусстве, в литературе, разумеется, необходимо добиваться единства содержания и формы, однако не следует забывать, что форма является служанкой содержания. Когда в ущерб содержанию выпячивается, выходит на первый план форма, мы имеем дело с заумью. Именно такое искусство принято называть элитарным. Никто не задумывается, что такая заумь – бунт против классики, против многовекового опыта культуры. Но вот парадокс: иногда в революционной диктатуре формы есть некая толика рационального зерна.

Эпатаж стал обычным средством достижения славы. Иные литераторы изгаляются над словесностью, лишь бы ошеломить читателя, завладеть его вниманием. Писатели превращаются в литературных кутюрье. Помнится, А.Т. Твардовский писал: «...по-настоящему значительная поэзия в моде не растворяется и ею не исчерпывается».

Молодая поэзия

***

Как к морю меж лесов издалека

Спешит навстречу вольная река,
Так ты в мои объятия придёшь,
Когда среди других меня найдёшь.

И обязуюсь душу отворить.

Спеши в моих объятьях утонуть.

Иркутск, 1971 г.

ТАК БЫВАЕТ

Сквозь просветы туч луна

В небе тихо проплывает.
В створки светлого окна

Ветка тополя кивает.
Чую внутренний разлад –

Я его и не врачую,
Этой боли даже рад –

Исцелиться не хочу я.
Устремляю тайный взор,
И под сердцем – снова жженье;

Вижу тюлевый узор,
Чьё-то плавное движенье.
А разлучница-луна

Свет холодный разливает.
Я один. И ты одна.
К сожаленью, так бывает...

Иркутск, 1970 г.

* * *

Прощай, мой душный город!

Вот чудо из чудес:
Иду я завтра в горы

Пить чистый свет небес.
Пройду, где даже птицы

Не вьют в скале гнезда,
А мне вполне годится

Карабкаться туда.
Рассудок от рожденья

Зовет лишь вверх – не вниз.

Люблю я восхожденье

За бесшабашный риск.
Снега, да льды, да кручи,
Да осыпи камней.
Здесь дышится мне лучше,

Здесь вижу мир цельней.
В низине, в мире зыбком

Есть много зряшных дел,
А здесь Творца улыбку

С вершины разглядел.

Иркутск, 1968 г.

Нежность плещется в крови

* * *

Моя любимая, давно я понимаю:

Избороздили лоб извилины морщин,

Но если ты меня так нежно обнимаешь,

Я – самый нужный, самый лучший из мужчин.

А что морщины! Их никак уже не спрятать,

Зато душа у нас бесстыдно молода!

Я так люблю тебя, что хочется заплакать,

Да жаль, слезой не смоются года.

Дни нашей юности восходами горели,
Теперь закатами лиловыми горят.
Года летели и разлуками пестрели,
Не постарели мы с тобой, а повзрослели –

Глаза счастливые об этом говорят.

ЗАПРЕТНОЕ ВИНО

Ты – моя невозможная пытка.

Оттого и терплю испытание,
Утопая в досужей молве,
А меж тем сумасбродность желания

Святотатством сверлит в голове.
Зря тебя будоражить не стоит –

Пусть печаль меня в пепел сожжёт,

Но зато моё чувство святое

Верю, знаю: тебя бережет.

* * *

Моих чувств расщеплённый атом

Взаперти ты держать не вели.
Вон, мечта молодым космонавтом

Над тобою витает вдали.
Неразгаданная загадка,

Недостигнутая высота.
Отчего не идёт на посадку

В твоё сердце моя мечта?
Неужели магнитные бури

Предвещают начало беды?
Я далёк от тебя, как Меркурий,
Я закован в холодные льды.
Отогреться ну хоть чуть-чуть бы –

Только знаю: меня здесь не ждут.

Надломилась судьба, но на судьбы

Гипс в больницах, увы, не кладут.
Ты пойми: я тебя не ругаю.
И замыслить такое не мог.
Каждый день горшки обжигаю...

Пусть оценку мне выставит Бог.

* * *

По речному льду к тебе иду.
В каждом шаге – жажда потрясения.

Провалюсь, быть может, пропаду,
Но не жду уже себе спасения...
Моего безумного экстаза

Хрупкий лед расчерчивает трещины.

Что любовь – диагноз, я не сразу

Понял, роковую встретив женщину.
Только что мне делать, милый друг?

Лихоманка затрясла до дрожи.
Душу вряд ли вылечит хирург,
Да и терапевт тут не поможет.
Упаду в объятья, пропаду

В окаянной страсти и в бессоннице...

Вздрогнет вдруг Земля и остановится.

В этот миг ты отведи беду.

* * *

Среди дней однообразных

Триста лет везде искал

Карнавал любви и праздник –

Свой бесценный идеал.
И теперь живу надеждой:
Если встретишь у дверей,
Будь ко мне добра, как прежде,

Или в триста раз добрей.
Сердце оброню от счастья.

Если тут же не умру.
Все осколки и все части

В твои руки соберу.

* * *

Гневлюсь. Едва держу себя в руках.

Стараюсь отойти от потрясения.
Ищу слова разумные, пока
Душа дрожит под гул землетрясения.
Неужто так вот, нервы теребя,
Заранее предвижу, что там будет, –

Слова мои не в плен возьмут тебя,
А хрупкое доверие погубят.
Спасут стихи. В последнее мгновение

Поверишь им, мой беспощадный друг.

Почувствуешь строки прикосновение

У сердца, где скопилось столько мук...

* * *  

Привычки бывают сильнее неволи -

От них, как острожник, в тайгу не сбегу.

Напрасно противиться собственной доле,

Пока сам с собою ужиться могу.
Что ж ты, дорогая, тиха и терпима,
Когда я бываю порою неправ?
Наверно, терпение необходимо,
И в наших с тобой параллельных мирах.
Среди необъятных просторов Вселенной

Совсем не случайно сойтись довелось,
И крутится мир столько лет неизменно -

Сквозь полюсы наши прошла его ось.

* * *

Как возгоранье краткое

От молнии из темени,

Пришла ко мне загадкою

Ты из чужого времени.
Пора бы стать попроще нам,

А мы такие гордые.
Что нам осталось общего?

Лишь сожаленья горькие...

* * *

Драгоценны и несметны

Были бы мои дела,
Кабы знал: любовь бессмертна.

Но она вдруг умерла.
Чахли чувства, отмирали...

Горстью думы соберу –

Мое «облико морале»
Отчего ж не по нутру?
Между нас река Разлука,
Тонкий лед да полынья.
Муза тонет в ней без звука –

Покаяний полон я...
На твой берег ускакал бы

И любил тебя одну,
Но, груженый скорбным скарбом,

Вслед за Музой утону.
Ты не радуйся, что каюсь, –

Тебе муки не видны,
Как я трудно отрекаюсь

От придуманной вины.

НАСТОЯЩАЯ КРАСОТА

Порой в красе сквозит ущербность.

А я ценю души волшебность,
Но не надменную спесивость

И не салонную красивость,
Не холод или неприступность,
Не сумасбродство и скаженство,

Которые не повлекут нас

Искать у женщин совершенство.
Ценю я в женщине иное,
Желанное и нам родное

Простосердечье, доброту,
Глубокий ум – он Божий дар,
Очей прекрасных теплоту

И уст зовущих жадный жар.
Но ничего нет драгоценней

Того, что слишком поздно ценим:

Способность жертвенно любить,

Готовность верной век свой быть,

Любить нас истово до гроба

В беде и счастье. И, поверьте,

Ценю тех женщин я особо,
Кто верен нам и после смерти.

* * *

Явилась не украдкою,
Как молния из темени, –

Мудрёною загадкою,
Ожогом озарения.
Быть проще бы, но взращены

В душе щетинки гордости.

Что нам осталось общего?

Лишь сожалений пропасти...

ПРОГУЛКА ПО ЛЕСУ

Какие здесь места!

Предтечей листопаду,
Дни лета пролистав,
Берез горят лампады.
Роскошества покой.
С небес – лучи потоком.

Мне с осенью такой

Светло, не одиноко.
Да, я не одинок –

Вблизи плечо подружки.

Живу не как пенёк

У леса на опушке.
От корня два ствола.
В обнимку ветви свились.

Такие, друг, дела:
Вот так и мы слюбились.

* * *

Стихи печалью запорошатся.

Прости, не ипохондрик я,
Готовый тут же обезбожиться,
Когда пронзит тоска твоя,
Которой ты сама не рада.

Лекарственную пей микстуру

С горчиночкой отвара правды

Пророческой литературы.
Переживу боль новолетья.
Для гальванического блеска

Готов два полюса иметь я –

Хранить и ангела, и беса.
Тебе, возможно, и не нравится,
Но часто чувствовал, предвидел я,

Что с бесом мне удастся справиться

Защитой Ангела-Хранителя.

Царевною в высоком тереме

Кого ты зорким взором ищешь?

Неужто что-то не потеряно

На нашем общем пепелище?
И всё же, думаю, полезнее

Покой прощенья обрести,
Чтоб колокол моей поэзии

Гебе бы радость возвестил.

ГРАММАТИКА ЛЮБВИ

Ах, кабы знала, как мне мало

Восточной женской красоты!
Хочу, чтоб чутко понимала

Душой болящей чаще ты,
Слагая дней прожитых строчки

В правдивой повести семьи:
На мне грешно поставить точку.
Иное правило возьми:
Любые знаки препинания

Украсят синтаксис любви.
Храни её священным знанием,
Беду к порогу не зови.
Клянусь: и я забуду многое,
И ты прости, не помни зла.
Простого счастья морфология

Спасала нас и берегла.
Мой сочинитель, спрячь нервозность.

Мне красоту не пить с лица.
Не философская стервозность

Поставит точку в день конца.
Я рукопись без порицаний

По вехам в повести оглавлю

И только знаки восклицаний

И запятые в ней расставлю.

* * *

Я своим восторгом не рисуюсь.

Мать честна! Весна вся – голуба!

Омываюсь солнышком, любуюсь

Локоном, свисающим со лба.
Как к лицу тебе такая стрижка!
Свет небес с утра в глаза пролит.

Воробьёв чиновничья припрыжка

Почему тебя не веселит?
А вот я хожу счастливо-пьяный,

Щебет воробья в моих речах.
Но печаль царевны Несмеяны

Вновь в твоих сгущается очах.
Отчего, признайся, неулыба,
Ты со мной теперь не весела?
– Давит душу каменная глыба –

Пересуды бродят вдоль села.
Плачет моя матушка и просит:
– Откажись! Не раз слезу прольёшь.

Он тобой натешится и бросит.

Словно ветра в поле, не найдёшь!

* * *

Дорогая, расскажи мне –

Нет покоя много лет, –

В чём твоя непостежимость?

В чём же таинства секрет?

Твои предки скифы? гунны?

Впрочем, это всё равно.
Очи – синие лагуны,
В них коралловое дно.

Невозможно наглядеться

На точёный стан и стать.

Никуда от них не деться –

Остаётся лишь страдать.
Не желаю отрекаться.
Между рёбер, видно, бес. –

Умирал уже раз двадцать

И ни разу не воскрес!

 * * *

Я печалюсь не о том,
Что душа вспорхнет, как птица,

И назад не возвратится –

В небесах найдет свой дом.
Я печалюсь не о том,
Что пришли седые годы,
Что поэзии клейноды

Не сверстались в белый том.
Я печалюсь не о том,
Что был дерзок по природе.

Никогда ни в чьей колоде

Не стремился стать вальтом.
Но о том, мой друг, печалюсь,

Что всю жизнь искал, отчаясь,

В дебрях дней свой идеал.
Издалёка слышал часто:
Голос лиха или счастья

В страхолесье зазывал.
Я на зов за эхом брёл –

Смуту в сердце лишь обрёл...

Душеполезность вечных истин

МЕЗОЗОЙСКАЯ ЛИРИКА

В наше времечко скаженное

Из державного нутра

Наблюдается скольжение

Мезозойского добра.
Выползанье дряни явлено,
И уже растоптан в прах

Божьей карой озаглавленный

В грешных людях Божий страх.
Он теперь совсем без надобы.

Дабы вовсе не страдать,
Можно все владенья адовы

После рейдерства продать.
А потом, как в Голливуде,

Снять реалити-кино:
Всех уволить Божьих судей,
Да и Бога заодно.
И позвать на именины

Благороднейших гостей –

Современной Украины

Мезозойцев всех мастей.

* * *

Дерибаним страну невинно

И гребём государственный скарб.

Плачет, плачет мать-Украина –

Уж без скальпеля содран скальп.
Не отмолится, но оплачется –

Он расписан уже на всех, –

До седьмого колена оплатится

Всенародный оранжевый грех.
 

 * * *

Благословенная земля!
Но душу грусть грызёт однако –

Лежат нетронуто поля,
Поросшие цветущим маком,
Да кое-где видны отары,
Гуляющих в траве баранов.
Седые крымские татары

Пасут их, встав поутру рано.
Да, невесёлые дела!
За что мы землю обижаем?
Цвела же эта степь, жила

И нам дарила урожаи
Ах, сколько ж надобно прилежности, –

Осмыслить в силах мы едва ли, –

Чтобы как символ незалежности

Поля и села пустовали!

ПОКАЯНИЕ

Столетию первой русской

революции посвящается

Давно я сам себя врачую

Надеждой. Больно за страну!
Я постоянно остро чую

России древнюю вину.
Эпохи мы не выбираем,
Недобро мир распознаём.
На перекрестье ада с раем

Сто лет в стране стыда живём.
Молитвенно негодованье.
Здесь всякий был – «народа враг»,

А мы живём без покаянья

За наш Архипелаг «ГУЛаг»,
За наше общее паденье

В атеистический дурман,
За боль и богоотчужденье

Святой Руси средь прочих стран.
Двадцатый век не знал бы Ленина

И Сталин не имел бы силу.
Была бесчинствами беременна

Враз покрасневшая Россия.
Мы были злы, неумолимы.
Ну, как забыть тот страшный сон?

В кострах иконы жечь могли мы

За то, что Бог – жидомасон.
Сто лет партийные шаманы

Рулили крепко из Кремля,
Сто лет сочились кровью раны

И стоном полнилась земля.
Согнав кнутом народы в кучу,

Накинув общую узду,
Наш нерушимый и могучий

От съезда к съезду шёл в нужду.
Идеологии кадилом

Махала крепкая рука,
И даже солнышко всходило

Лишь по решению ЦК.

Наш ум аршином не измерить.

Где зрячесть только занимать?

Могли вождям мы слепо верить

И не умом их понимать.
Потом – озлились вдруг, порвали

С идеологией пустой,
Потом страну разворовали...

Теперь живём больной мечтой:
Вот-вот воспрянет вся Россия,

Встряхнётся бодро ото сна,
В Кремле пропишется мессия –

И станет счастлива она...
Я грешен: мало верю в чудо.
По крови прошлого скользя,

Пока живу, твердить я буду:
– Без покаянья жить нельзя!
Прости химерные идеи,
В которых гордо мы росли,

Когда партийные злодеи

Чушь «судьбоносную» несли.
Прости за пьянство, матерщину,

Халтуру, блуд и воровство.
Но были всё-таки мужчины,
С кем часто чувствовал родство.
Хотя Россия и страдала,
В пример духовной высоты

Земля её всегда рождала

Умы особой чистоты.
За всех, за всё готов виниться,

Но знаю истину одну,
Что Сахаров и Солженицын

Смягчают общую вину.

* * *

Март сиял весёлым ясным светом,

Но померкли радости весенние.

День рождения пророка и поэта

Превратился в праздник озверения.
Ты прости, Тарас, их, неразумных,

Есть ещё у Родины сыны.
И они - не стадо полоумных,
А достоинство и честь страны.

9 марта 2001 г.

ЭКСГУМАЦИЯ

Г.Ф. Григорьеву

Нас увечил плюгавый злодей

Изощрённо, жестоко и дико.

Миллионы невинных людей

Захлебнулись на пытках от крика.
Нам они с того света кричат:
– Не творите бездумно кумиров!

Как вы смеете стадно молчать,

Поклоняясь диктаторам мира?!
Слышу: голос их эхом гудит.
Но порою мне видится: вроде

Снова бродят былые вожди,

Мрачной тенью мелькают в народе,
Вырастают в сознании масс

И ползут на гранит постаментов.

Мне противен их серый окрас,
Их тяжелая твердь монументов.
Черепами дорогу сквозь гать

Уж не мы ли до ада мостили,
Чтоб самим же себе воздвигать

Сотни новых ужасных Бастилий?
Ненавижу их стен монолит –

Снова холод могил источают.
До сих пор моя память болит,

Душу дыбит и давит печалью.
Эксгумируя серых вождей,
Мой народ себя в быдло низводит.

Встал из тлена плюгавый злодей,

Где-то рядом украдкою ходит.
И пока он ещё среди нас,

Многолик, не имеет приметы, –

Не спускайте с правителей глаз:

Волк по крови возьмёт эстафету.

5 марта 2003 г.

* * *

Случалось, кровь от страха стыла,

Плескался плач над всей землёй.

Моя страна, ведь это – было:
Шёл за конвоями конвой.
Нас мучали, нас отлучили

От жён, детей и матерей,

Свободой дорожить учили

В архипелаге лагерей.
Моя нечастная отчизна,
Народ твой бедный и простой

Как жертву нёс на плаху жизни

Идее звонкой, но пустой.
Совсем недавно – не вчера ли? –

Вбивали преданность нам в темя,

И, как щипцами, выдирали

Признания любви к системе.
Был пафос лозунгов затаскан,

Но правда не осталась скрыта:

У диктатуры пролетарской

Обличье оспою изрыто.
Не дорожу своею шкурой.

Давно усвоил непреклонно:
Я враг свирепый диктатуры

И раб покорнейший закона.

* * *

Век двадцатый – век высокой моды

На тиранов. Ах, как их любили!

Мои предки знали дух свободы,

Пока корни им не подрубили.
Здесь, среди измора обитая,

Злобными законами забиты,

Говорили: Родина-святая!
И творили ей свои молитвы.
Волею вождей росли страстями,

Опиваясь ими до дурмана.
Предки вмёрзли белыми костями

В синие сугробы Магадана.
Вырываясь за пределы косности,

Мы свободу снова возлюбили.

Умоляю истово: – О, Господи!
Не позволь, чтоб корни подрубили.

    ЧЕТКИ

Лето быстро пролетало.
Словно времени назло,
Поле пело, стрекотало,
Ликовало и цвело.
Счёт мгновений не вело.
Видимо, считать устало.

День и Ночь на коромысле
Нёс тропинкою июнь.
Он был зелен, он был юн.
И выплескивались мысли.
Отраженья бледных лун
В вёдрах льдинками повисли.

Ну, а там, в купели звездной,
За закатом вновь рассвет.
Выйдя в поле над рекою,
Где туман уже витает,
Озирая Млечный свет,
Понял я: ещё не поздно
Жизнь оценивать серьёзно.
Кто-то теплою рукою
Чётки лет моих считает.

     * * *

Когда на жизнь решишься сетовать,
Полезно с небом побеседовать,
Очистить собственную совесть,
Грехов своих поведать повесть.
Всего-то надобно немного:
Понять, что совесть – голос Бога.

Пока не сгнил твой ствол души,
Постой, одумайся, болезный,
И заново теперь спеши
Жить для людей не бесполезно.
А в повести сей, между прочим.
Ставь многоточие...

УПАСИ И СОХРАНИ!

Я трудом удачи метил –
Не рулеткой в казино.
И давно уже заметил,
Что мне кое-что дано.
И пасьянс непостоянства,
Как и многим, тоже дан,
Чтобы, спотыкнувшись в пьянстве,
Сдуру булькнуться в стакан.
И в погожий день весенний,
Захлебнувшись в нелюбви,
Храм увидеть Воскресенья,
Возведенный «на крови».
Не хочу убыть убого –
Многих с болью схоронил,
Потому прошу у Бога:
«Упаси и сохрани!»

ЯЗЫЧНИКАМ

современных язычников, ненавистников христианства.

Мне сны дарили знак: как брат,
Из пятьдесят восьмого года
Затравленный лауреат
Пришел очиститься природой.

– Я рад, что вы пришли ко мне,
Переступив времён порог.
Давайте слушать в тишине
Черновики чудесных строк.

– В минулое бывает страшно
Заглядывать сквозь века дверь.
В непримиримости всегдашней
Так много страха и потерь!

Здесь, чуя нюхом конъюнктуру
(По наблюденью Ежи Ленца),
Обгладывают литературу
Отъявленные приспособленцы.

На славу не имея виды,
Оболганные, мы ушли.
Зовут нас не шипы обиды,
А колыбель родной земли.

Пришёл я птиц моих послушать,
Пичугам стих свой посвящу.
Я только здесь поэта душу
Блаженством мира полощу...

Молчим, но нам не одиноко.
Со мною рядом – мой кумир,
И отражают стёкла окон
Загадочный, нездешний мир.

А здешний, он в зеркальный эллипс
Глядится изо всех углов,
И слышится повсюду шелест
Не листьев, а шершавых слов

Стихотворений. Их мы встретим
На разворотах новых книг,
Когда в тысячелетье третьем
Найдем живительный родник.

А может, все не так случится –
Придётся прошлое вернуть,
И будет со страниц сочиться
Запатентованная муть.

И с мужеством почти стоическим
Славянство вроем в чернозём,
Его Величеству Язычеству
Культуру в жертву принесем.

Неужто Пушкин или Данте
Не будут свет свой источать,
А недоучки-дилетанты
Литературу измельчат?

Неужто впредь в людской природе
Иссякнет радость вдохновения,
А в наказание в народе
Переведутся вовсе гении?!

Что станет с нами? То и станет:
Нас будет серость поучать,
Она гордиться не устанет,
Мол, «ксива» есть, а в ней – печать!

А в каждой строчке – блеск бессмертия
С соплями счастья до колен,
В своё поверит добросердие,
И их труды не тронет тлен.

Вновь утвердится торжество
Невежества. Под гул гонения
Порода хищная его
Себя объявит кастой гениев.

Вернётся в сутолоке пышной
Абсурд тридцать седьмого года.
Никчемным стану я и лишним,
Скорей всего – врагом народа.

Уверовав в свою порядочность,
Глаголя «истинами» скользко,
Хранят «творцы» самодостаточность
Под панцирем самодовольства.

А мне её так не хватает!
Самоукор в себе несу.
И часто душу боль хватает,
И не спасает знаний зуд.

Вы, чья достаточность полна,
Читая стих мой, негодуйте.
Меня, во славу Перуна,
Не бойтесь, черти, четвертуйте!

Проснулся. Ах, какие вести!
Не по себе от них слегка.
Но, слава Богу, всё на месте,
Не изуродован пока.

Я жив, здоров. И дан мне знак.
А, может быть, не знак – знамение.
Однако, где же Пастернак?
И кто его теперь заменит?

Предчувствие вполне реально –
Я опасением объят:
Когда-нибудь не виртуально
Меня язычники казнят...

* * *

Я зёрна истины ищу,
Их, как цветы, в саду сажаю,
Свой ум я мыслью освежаю
И душу чувством полощу.

Да будет вечен этот сад,
Полит и вовремя ухожен!
И внуки пусть с любовью тоже
Свои цветы добра растят.

* * *

В пространстве горкло осень глохнет –
То дождь, то мрачная тоска...
Теряя свет, дрожит и мокнет
Сырое солнце в облаках.

Ветров взвывает стоголосье,
Не ведая ни в чём преград,
Полощет ветви, как колосья,
И мчится дальше наугад.

Летят ветра лесистым склоном
И по-разбойничьи свистят.
Потом притихнут. Вновь со стоном
Куда-то бешено летят.

Мелькнёт на небе белый просверк,
Надежду высветит, но вот
Холодный дождь вдоль жёлтых просек
Тоску под сердце позовёт.

Вот так и мы, познав невзгоду,
В себе осенний слышим гуд,
Когда в любое время года
К нам мысли страшные бегут.

* * *

Зима заснежится не вдруг и не сразу.
Сугробный декабрь суров и силен.
Он без опоздания и без приказа
Приходит согласно движенью времен.

Ноябрь отступит – дожди все откапали.
Бессменный порядок введён на века.
Уже все кусты и травиночки в капоре,
И даже деревья при белых платках.

Затихнет земля под студёным покровом.
Такой красоте изумляешься ты:
Всё будто знакомо, однако всё ново,
И есть ощущенье святой чистоты.

В могучем движении сил созидания,
О радость моя драгоценная, где ж ты?
В душе высветляется зов ожидания,
Я белых надежд надеваю одежды.

* * *

Памяти Николая Червоткина

Друг ушёл,
А так хотелось
Уберечь –
Не дать сломаться.
Я любил в нём
Эту смелость:
За дела большие
Браться.
А беда коварно
Выждала;
Брала дань,
Да всё ей – мало.
Жизни соки
Жадно выжала –
Доломала!
Доломала!

 * * *

Памяти Игоря Ляпина

Жить надоело ли спеша,
Или, измученная болью,
Вдруг суверенная душа
Из тела вырвалась на волю?

И боль ушла. И тишина...
Покой великого пространства
В неё вселился, и она
Стряхнула пыль далеких странствий.

Уют небесного дворца

Переполняет чистый свет.
Ведут беседу два Творца –

Бог и Поэт...

ВОЛЬНОЛЮБЕЦ

Сколько же лет мне?
В таком вопросе
Знак сутулости неотразим.
Я прожил девяносто весен

И втрое меньше студёных зим.
Вторая Речка. Владивосток.
Ветер стылый. Осипшая осень.

Отбывая последний срок,
Это ты там картавишь, Осип?
Голод, холод, барачные вздохи...

Что от Родины ждать ещё?

Вышвырнут.
В дверь той свирепой эпохи

Я – через несколько лет вошёл.
Свет мечты моего рожденья

Мать с собой привезла с Колымы.

И звучали, как наваждение,
В ночь Воздвижения псалмы.
Распрекрасно решилась драма:
У природы довольно сил –

Штамм поэзии Мандельштама

Меня Чудом своим заразил.
«О небо, небо, ты мне будешь сниться!»

Его не стальные атланты держат.
Время Зверя не возвратится,
Пока в России жива надежда!

Потусторонним мрачным сознанием

Берложно шевелится страхом бурым

Нашей кровавой истории знание,
В смуту великую впавшей сдуру.
Но целомудренны чары Поэзии.
Может, и не было б траченой убыли,

Знай мы, что помнить и чтить полезнее

Первенцев жертвенного вольнолюбия.
Пусть упадём мы, но снова встанем.

Вновь по жизни за ними идём.
А если в Россию верить устанем,
То в духомор неизбежно впадём.

* * *

Своё величие в щеках не надуваю,
Стать не спешу терпимей и добрей.

Раблезианским смехом протыкаю

Самодовольство мыльных пузырей.
Внутри их радужности беспросветна тьма

При внешнем блеске лживой красоты.
У неблаженной нищеты ума

Бессовестности бесовски черты.
Прости, Господь! Нещадным всё же буду я.
Мне гнусна фальшь в любых словесных звонах.

Ефрейторства противно честолюбие,
Особенно в полковничьих погонах!

* * *

Можно даже проверить надфилем,
Из чего отлита она.
Пектораль моей биографии

Не из золота – из чугуна.
Не искал ни добра, ни худа,
Если брал перо, но всегда

Увлекало роскошное Чудо

Столь неприбыльного труда.
И заранее знал: полезнее

Не извлечь на харчи доход,
Но в страну с названьем Поэзия

Совершать ежедневно поход.
Вновь предчувствую, верный друг мой,

Что стараюсь я не напрасно:
Со старинных моих хоругвей

Смотрит Пушкин в облике Спаса.

* * *

Вновь сияние восходов

Я встречаю по утрам.
Спать подолгу нет охоты –

В окна плещет птичий гам.
Свет забрезжит в небе зыбко,
И на краешке ночи

Гениальная музыка

Гимном радости звучит.
Наблюдая дня рожденье,

Понимаю, что со мной:

Павильоном наслажденья

Мир становится земной.
Чтя торжественность момента,

В одержимости своей

Плещет трель дивертисмента

Одуревший соловей.

* * *

Садится солнце, землю не согрев,
Окрасив жаром край лесных сатинов

И ближнее прибежище дерев

Под окнами моей пустой гостиной.
Весь день лил дождь. По лужицам дорог

Под ветерком промозгло рябь дрожала.

Терял свой лист орех, он так продрог,
Что муку его видеть было жалко.
Под вечер в небе, вымытом дождем,
Особая прохладная прозрачность.
Садится солнце. А мы что-то ждём

От этих грустных дней, таких невзрачных...
Пока в гостиной дышит тишина,
Пока сыреет сумрак за балконом,
Давай нальём десертного вина,
Забудем осень, дождь и ветра стоны.

* * *

Небо цвета каррарского мрамора.

Облака нависают глыбами.

Октября беспокойная аура

В окна дома стучит со взрыдами.
Эта осень, по всем приметам,

Плача, пляшет в пейзаже бесом,

Красит дали небес фиолетом,

Обжигает керамику леса.
На кроваво-пурпурном восходе

Под скрипичную думу адажио

Среди мраморных глыбищ ходит,

Их оценивая, Микеланджело.

* * *

Мы друзей своих обогреваем

Лучиком сердечного добра,
Если их в беде не оставляем,
Если делим горе до утра.
Добрым словом, словно Авиценна,

Исцеляем нерва наготу.
Всякое внимание бесценно,
В черный день, когда невмоготу.
И беда, почувствовав участье,
Силу потеряет вековуши.
Дружба лечит всякое несчастье

И спасает страждущие души.

* * *

Упаси, судьба, от наград,
Глупой славы, душевных растрат.

Лучше дай прибавление силы,
Чтоб усталость не подкосила.
Грех роптать. Очень мне повезло:
Я родился несчастьям назло,
Но в себе тонны зла не коплю –

Божий мир благодарно люблю.

Обожаю с неутолённостью

И спасаюсь вечной влюблённостью.

* * *

Не украинство и не гречество,

Моё гражданство – человечество.

Я в этом счастье не един:
Я всей Земли всегражданин

И среди всех простых бродяг

Свой край люблю не за пустяк:

Хоть в патриота не рядился,
Не красовался на миру,
Люблю за то, что здесь родился,

А срок придёт – здесь и умру.

Уйду достойно и навек

Всерадостный всечеловек.

 * * *

Я не срамил свой трудный век.
Не в богохульство, не в неверие
и не в чернила цвета злого – 
я в кровь души макаю перья,
когда ниспосланное Слово
ко мне приходит как привет.
Бессмертной Правды –
в ней основа,
суть смысла жизни,
зов служения
Поэзии без одолжения.

ПРАРОДИНА

Крым. Утро. Первый день июня.

Просторы солнцем не прогреты,
Но утро ласково и юно

Дурманит запахом и светом...
Ещё не порыжели травы.
Три башни сбиты набекрень.
В прохладной бухте Балаклавы

Полощется воскресный день.
Ну, что ж, резвись, резвись, голубчик.

Я ноги лишь ополощу.
Когда водичка станет лучше,

Прародину вновь навещу,
Чтоб сердце боли не имело

И чтоб тоска была легка,
Пусть ветер рвёт остервенело

В высоком небе облака.
Брожу по улочкам всё утро

В узорах солнечной канвы.
Душе хватает перламутра

И кобальтовой синевы.

* * *

Облака прохладной тенью

Веют тихо, чуть дыша,

Абрикосовым цветеньем

Наполняется душа.
Стих пишу – такое дело:

Мне метафора нужна.
А в саду гуляет дева –

Обнажённая весна...

* * *

Кто в отрочестве не писал ночами,

Любви мороку не лечил,
Порой нестройными речами

Стихи упорно не строчил,
Тот вряд ли в юности познал

Искусства пьяное блаженство,

Когда волшебница-весна

Девчонкам дарит совершенство.
И женское начало в них

Вдруг незаметно расцветает

И просится упорно в стих,
А стих над головой витает.

Пишите, мальчики, стихи,
Им нежность сердца доверяйте,

Как молодые петухи,
Свой голос песней проверяйте.
Я рад за вас. Пишите чаще!
Не прячьте радостную мысль.
Кто ищет, тот всегда обрящет

Поэзии глубинный смысл.

* * *

Когда течёт из чьих-то уст

Хвала ли, лесть, я понимаю:
Их хмель приятен, только пусть

Забота отрезвит иная.
Не бронзоветь, не зазнаваться

И с совестью не блефовать,
И славою не умываться,
А только строки шлифовать.

При том не думая нисколько,

Что станет платой, наконец –

Венец терновый сдавит колко

Чело иль лавровый венец.

ВОЛЬНЫЕ СКИФЫ

Величье природы естественно.
В ней мудрости вижу печать.
Снег падает слишком торжественно,

Чтоб этого не замечать.
Поля всё ещё полосаты,
Их скоро укроют снега.
Там рыжие, словно лисята,
Стоят небольшие стога.
Люблю свою родину нежно.
Так нежно, что радость дрожит.

Здесь степи гудят печенежьи

И золото скифов лежит.
Края эти тайны вобрали

Лихой исторической тьмы.
Какие ещё пекторали

Найдём под курганами мы?!
Какие познаем секреты?
Куда они нас позовут?
Возможно, откроем при этом:
В нас вольные скифы живут.

ПОХМЕЛЬЕ

Вышел к берегу Байкала

И увидел невзначай:
Здесь с малиновым накалом

Расцветает иван-чай.
Птичьи песни не смолкают.

И жарки, клонясь, цветут –

Угли жаркие мелькают

В росных травах там и тут.
Пью молочные туманы

И прохладу утра пью.
И, качаясь полупьяно,

Одуревший я стою.
Наплывает на полнеба

Золотистая заря.
Как же долго здесь я не был,

Но приехал всё ж не зря!
Увезу с собой под сердцем

Эту дикую красу.
Никуда теперь не деться –

Соберу её в лесу,
На опушке, на полянах,
В сенокосных ли лугах

Я хожу от счастья пьяный,
И – улыбка на губах.
Помню, был в больших столицах,

В изумлении немел.
Мог я многому дивиться,
Но вот так вот – не пьянел.
Это, право, не безделье

Стихоплётной чепухи.

Протрезвею – на похмелье

Выдам чудные стихи!

СОВЕТ ЦАРЯ СОЛОМОНА

Не всякий день жизнь хороша,
Не каждый миг мы – жизнелюбы.

Порой так мучает душа –

Ещё сильней, чем ноют зубы!
Её терзает жадно боль

И в муки адовы бросает,
И даже крепкий алкоголь

Нет, не спасает! Не спасает!..
Библейноликий Соломон –

Царь мудрецов, жрецов, поэтов

Явился вдруг в тревожный сон:

«Проходит всё – пройдет и это...»

* * *

Кружится мир, и дни звенят,

Летят года, мелькают.
А это значит – сквозь меня

Вся вечность истекает.
Бегут навстречу времена,

Распахнуто пространство,
И жизнь моя подчинена

Закону постоянства.
Я дни свои не тороплю –

Мне нравятся их лики.
Я их за то уже люблю,
Что в них есть смысл великий.
И этот смысл я берегу –

Нужна всего лишь малость,

Чтобы случайно на бегу

Ось жизни не сломалась.

* * *

Грянет гром – не перекрестимся,

Пост придет – не попостимся.

Всё никак не перебесимся,
С глупостью не распростимся.
Бога мало мы боимся –

Он ничем нас не смутит.
Мы не в меру веселимся,

Развиваем аппетит

И от жизни всё берем:
Водку пьем да вкусно жрём.
А когда с бедой познаемся,
Сил подступит истощение,
К Богу всё же обращаемся

За прощением...

* * *

Владимиру Чиркову

He r в жизни ничего обыкновенней

Неясной грусти убывающих мгновений.

Перебирая череду разлук,
В усталой памяти хорошее храня,
Спрошу у сердца: кто твой лучший друг,

Кто дружбу ни на что не разменял?
Уверен я: беда мелькнет в окне –

И станет плохо мне, невыносимо, братцы!

Начнёт меня ломать и издеваться –

Друг выследит её в тревожном сне

В своей сибирской дальней стороне,

Протянет руку и не даст сломаться.

* * *

По часу тает жизни срок.

Минуты убывают.
И кто плюёт на потолок.
Тот время убивает.
Часы нам кажутся длинней,

Коль тратятся без страха.
Как жаль, но за растрату дней

Не платят люди штрафа.
Одолевает даже злость, –

Нет развлеченья слаще, –

Придёт ко мне незваный гость,

Кусочек жизни стащит.

* * *

Я гляжу в сияющие руны –

Кажется, что в космосе им тесно.

Мягкий свет, таинственный и юный,

К нам струится из далекой бездны.
Как туманны звезды голубые,
Белые и красные красивы...

Молодые, древние – любые, –

Жизни бесконечной верный символ.
Посылаю свои мысли-стрелы,

Тетива натянута тугая:
«Боже! Есть и я на свете белом.
Я Твоё творенье постигаю!»

* * *

Своей душе я говорю:
Живи – нас двое!
Водою мертвой окроплю,

Потом – живою.
В тебе есть совести кристалл – 

Его растим мы.
Хочу, чтоб он всегда блистал

Неукротимо.
Холодный ветер гнёт меня

Печалью шалой,
Но не угасит он огня

Души усталой.

МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ

* * *

ВОСХОЖДЕНИЕ

На судьбу обижаться не стоит,
Даже если потянет вниз.
Я характером больше стоик,
Чем изнеженный пессимист.
Точность истины – вне пессимизма,

Вне добра или зла её смысл.
Если мысль куёт афоризмы,
Значит, это глубинная мысль.
Кряжи жизни круты и ребристы.

Голос внутренний мне говорит:
– Альпинисты всегда – оптимисты,

Пессимистам путь к небу закрыт.
С ледорубом по насту, по кромке,

Вверх, туда, где сияет пик,
Я взойду и устало, но громко

Обозначу победный миг.

* * *

Когда-нибудь я поутру

Возьму всерьёз да и помру.
Друзья пусть выстроятся в ряд,
Мне комплименты говорят

От всей души красиво, внятно.

Ей-Богу, умереть приятно!
Чисты, как простынь на ветру,
Их речи выстираны, выспренни.
Нет, я пожалуй не помру –

Вдруг комплименты их неискренни?

АВГУСТ

Тихий август дни считает.

Зноя нет. Покою рад.

Пряно в воздухе витает

Разноцветья аромат.
В пояс вымахали травы.

Чутко слышу мир чудес:

Птичьи чистые октавы

Переполнили весь лес.
У прозрачного истока

Родничок с живой водой.

В отраженьи неглубоком

Вижу облик молодой.
Из ладоней воду пью я –

До озноба вдруг продрог.

Видно, зимушку седую

Родничок на дне сберёг.

ДОЛИНА ДЕВСТВЕННИЦ

Давно к себе уже манит,
Зовёт седой земли история –

Твой древний берег, Партенит ,
И голубая акватория.
Восходов ранних зорьный зов,
Закатов полумрак изнеженный,
И буйной зелени покров,
И солнца свет сквозь пальмы сцеженный
Над этим краем миф кружит

О том, как ревностно и страстно

Огромный зверь здесь сторожит

Долины девушек прекрасных.
В волнах лежит, но так случается:
Всем телом в миллионы тонн

Он вздрогнет вдруг и запечалится,

Когда заслышит сладкий стон...
Вскипит в нём ревность и отвага,

Которой часто нет преград.
И в час такой у Аю-Дага

В ночи грохочет камнепад.

МОРСКАЯ СИМФОНИЯ

Что мне далёкие, сторонние

Миры, где не дано нам жить!

Адажио морской симфонии

Над крымским берегом дрожит.
Поросшие зелёной тиной

Здесь камни острые встают,
И ветры душной Палестины

Напевы древние поют.
О берег бьётся вал прохладный,

Но берег в брызги вал крошит,

А волны вновь тысячекратно

Стремятся скалы сокрушить.
Вот так и мы живём и бьёмся

О каменную твердь судьбы

И слишком поздно отдаёмся

Во власть смиренья и мольбы.

Джерело: Валсамаки В.Д. Взгляд [Текст] / В.Д. Валсамаки – Запорожье: ЧП «АА Тандем», 2008. – 264 с.

На нашому сайті Ви маєте змогу ознайомитися з творами письменників та поетів Нікопольщини:

• Нікополь літературний

У разі використання матеріалів цього сайту активне посилання на сайт обов'язкове